Я задумался – что можно написать о поездке, в которой не было ни
приключений, ни сотен изнурительных километров, ни неприятностей, ни
поломок? Кому интересно читать о чужом удовольствии? Потом подумал, что
пройдет время, и я уже не вспомню, каким был звук двигателя, чем пах
воздух в тот день, о чем я думал тогда. Месяцы наслоятся один на другой,
сотрут подробности и воспоминания растают, как растаял дымок выхлопа
над дорогой. А так, однажды холодной зимой, пока мой маленький
мотороллер honda Giorno будет спать в своей каморке, склонив голову
набок, я раскрою свои записи и вспомню благословенные майские дни, когда
во дворе бушевала свежая зелень. Дом под раскаленной крышей,
распахнувший настежь - словно рубаху - окна в жару, перемешивал
пространство улицы с пространством квартир. И в колодец нашей старой
пятиэтажки прилетел соловей, ночи напролет выводивший свои замысловатые
трели, скрытый в темных кронах полувековых деревьев. Я не включал ни
музыку, ни свет, сидел и слушал его. А лето было все впереди и
напоминало полный нетронутый бокал с желанным напитком, стоящий на
подоконнике.
Я не люблю ездить просто так. Мне нужна цель, пусть условная, пусть это
будет хлебный киоск в соседнем квартале, но она сделает поездку
осмысленной. На этот раз цель возникла в шестидесяти километрах от дома.
Возникла заранее, и у меня было время утвердиться в мысли, что никакие
обстоятельства не помешают проделать этот путь на скутере. Ну, разве
что, погода могла выдвинуть серьезные возражения против. Неделю я жил в
изнемогающем от жары городе, предвкушая поездку, будто удерживал на
руках заветный козырь. Но накануне вечером небо вдруг нахмурилось, и
даже прошел легкий дождик. Впрочем и дождиком-то не назвать. Просто
чихнул там наверху кто-то большой, а до нас долетело.
На утро небеса были умытыми, чистыми и безоблачными. Проснуться пришлось
рано. Терпеть не могу ранние подъемы, но ради нескольких часов
удовольствия легко пожертвовал утренним сном. 60 километров расстояние
конечно пустяшное, однако не позже 11:00 мы должны были быть на месте. А
так как ни я, ни мой друг не являемся приверженцами лихих скорострелов,
то с вечера договорились выехать в половине девятого, чтобы обеспечить
себе запас времени. Только я стратил. Не рассчитал времени на сборы и,
когда по плану уже должен был сидеть на мотороллере, еще только
собирался ехать за ним. Пришлось звонить и откладывать старт.
Скутер, конечно лучше всего держать дома под подушкой. Это обеспечивает
душевный комфорт и быстрый доступ. К сожалению, такое место хранения с
возрастом становится невозможным по ряду причин. Одной из них может
стать ревность жены, не желающей делить супружеское ложе ни с чем, кроме
своей любимой игрушки. Засыпая в детстве с плюшевым медвежонком,
девочкам удается сохранить эту традицию, заменив со временем мягкую
зверушку на покрытого шерсткой мужа. Они ласково берут власть в свои
нежные руки и незаметно получают в свое неограниченное пользование рычаг
воздействия. Тогда мужчине не остается ничего другого, как собрать свои
игрушки и спрятать их подальше от семейного очага в гараж. Но зато там
он превращается в грозного властелина, мага и волшебника. На пороге
этого таинственного храма большинство женщин теряются и впадают в
робость. Здесь пахнет пылью, железом, бензином и смазкой. А мужчина,
пользуясь хитрыми колдовскими методами, из этих неуловимых субстанций,
замесив их на пространстве и времени, добавив в некоторой пропорции
скорость, что жарко полыхнет сизым дымом, как заправский алхимик
способен сотворить конструкцию, которую потом назовет путешествие. Он,
как сосредоточенный шаман, танцует ритуальный танец вокруг своего
механизма, совершая магические движения руками - то странно приседая, то
отбивая молчаливые поклоны, пока, наконец, не услышит рык пробужденного
зверя. Впрочем, рык этот тотчас же превращается в мирное урчание
ручного зверька, умиленно взирающего на ликующие приплясывания любящего
хозяина.
Между моей подушкой и каморкой Giorno с полдюжины километров. Душевное
спокойствие гарантировано, а вот доступ не столь быстр. Но есть у меня
удивительное приспособление, позволяющее совершать с пространством
любопытные вещи. Устройство совершенно сюрреалистическое и, в
определенном смысле, даже эзотерическое. Его основу составляет
замысловатый вороток и тонкий серебристый барабан, похожий на зонтик.
Работает предельно просто. Задумываешь точку на местности и начинаешь
вращать вороток. Барабан тонкой ниточкой наматывает пространство. Чем
быстрее вращаешь, тем сильнее пространство схлопывается, закручиваясь в
спирали и петли. И ты совершенно непостижимым, фантастическим образом
вдруг оказываешься в задуманной точке. А если никакой конкретной точки
не выбирать, можно попасть в такие закоулки, куда едва ли отважишься
отправиться иным способом. Проскользнешь неприметным призраком, не
принадлежа ни к миру наездников, ни к племени пеших. Но чтобы совершать
такие перемещения, нужно иметь определенные настройки в сознании, ибо
большинство людей способны пользоваться этим устройством лишь в детстве,
пока разум еще свеж и не замутнен. Воспользовавшись этим
приспособлением, я очень быстро смотал пространство воскресного утра, и
вскоре уже отпирал навесной замок.
Выезд на Giorno требует прежде совершить последовательность действий,
которая, повторяясь от раза к разу, уже давно превратилась в некий
ритуал предвкушения. Сперва снять покрывало, под которым спит мой
зверек. Подставить к порожку дощечку. Аккуратно выкатить скутер,
стараясь не зацепиться зеркалами за дверные косяки. Завести двигатель.
Проверить давление в шинах, подкачать их, если потребуется. В роли
тотемной погремушки и бубна здесь выступают насос с манометром, изредка
отвертка или гаечный ключ. Еще с вечера я исполнил наиболее важную часть
этого ритуала, не забыв принести небольшую жертву духам заправки, чтобы
сэкономить как можно больше времени с утра. Теперь мне оставалось лишь
загрузить мотороллер, поскольку ехали мы по делу, и с собой нужно было
взять кое-какую поклажу.
Багажник под сиденьем у меня никогда не бывает пустым. Помимо населяющих
его полезных мелочей вроде гаечек, болтиков, тряпочек и веревочек в нем
хранится самое главное – атмосфера, которую я почувствовал в самый
первый день нашего знакомства с Giorno. Там, в далекой Одессе, я открыл
его и вместе с тонким ароматом бензина, смешанного с чем-то
неразличимым, вдохнул ошеломляющее ощущение дальней дороги, которое и
теперь накатывает волной всякий раз, когда я заглядываю под сиденье
перед поездкой. Это как запах детства, у каждого свой. У меня, например,
сочетание запаха переспелых яблок и тракторного дизеля оживляет в
глубине сознания тени давно выросших, отцветших и увядших впечатлений и
чувств, давших семена и пустивших новые ростки.
А еще я как-то подумал, что в багажниках этих маленьких разноцветных
машинок прямо из Японии к нам везут Дзен. Иначе никак не объяснить,
почему человек, сев на сиденье, почти мгновенно впадает в состояние
экстаза, и пока движется, пребывает где-то на грани нирваны. Тем более
что понятие пустоты, достижимое с величайшим трудом, в бардачке под
сиденьем имеет совершенно конкретные границы. И как разум человека
всегда найдет мысль, которую будет думать, найдется и вещь, которую
нужно куда-то отвезти, заполнив этот объем. Ну, а то, что в багажник не
поместилось, я привязал к переднему щитку, стараясь оставить для своих
коленей как можно больше свободного места. И на сиденье в рюкзаке за
плечами в качестве пассажирки пристроилась гитара, так как женская
половина нашего коллектива дружно отказалась терпеть тяготы и лишения,
отдав предпочтение железной дороге, чем вызвала тихий благодарный вздох
облегчения остальных.
Но вот, наконец, все приготовления закончены и можно выезжать. Показания
велокомпьютера сброшены и запущен новый отсчет. Время поджимает, нужно
поторапливаться, но состояние дороги не позволяет двигаться быстрее 20
км/ч. Еду медленно, прогреваю двигатель. Этот грунтовый участок можно
считать рулежкой потому, что следующий, как взлетно-посадочная полоса
для пилота. Нет, ни качеством, ни конфигурацией он нисколько не
соответствует такому назначению – это лишь символ. Хотя дорога дальше и
асфальтированная, но чтобы здесь нормально ехать, надо хорошо знать
фарватер между выбоинами, кочками, рельсами и ямами со щебенкой. Но
любая поездка начинается здесь, одинаково до первой развилки, и этим же
путем я возвращаюсь домой. Стало быть, clear for takeoff.
Утреннее солнце льется мне в лицо горячим ветром. День будет жарким.
Хорошо, очень хорошо ехать на своем мотороллере! Приятно чувствовать
руками на руле тоненькую вибрацию двигателя. Улицы полупустые.
Расслабленные, никуда не спешащие водители снисходительно смотрят, как я
по диагонали пересекаю здоровенный, похожий на площадь, перекресток,
пользуясь зеленым человечком, которого одновременно показывают на всех
светофорах, как президента в новогоднюю ночь. В час-пик этот маневр
наверняка вызвал бы недоброжелательную гримасу у многих из них, а сейчас
до меня никому нет дела. К тому же, пока я форсировал четыре пары
трамвайных рельс, густо облепленных ямами, стараясь не зацепиться
железным брюшком, меня уже догнали и обогнали те, кто остался позади в
ожидании. Опаздываю! Но, приближаясь к условленному перекрестку,
издалека увидел промелькнувшие в трафике оранжевую майку и белый Giorno
друга, подъезжающего с другой стороны.
Встретились сразу за перекрестком. Заглушили двигатели на минуту, чтобы
немного настроить восприятие в унисон – дальше ехать вдвоем. Друг
перевязывает на голове бандану, я смотрю, что насчитал компьютер и
соображаю над алхимической формулой. Пока обруливал ямы и светофоры
средняя скорость набежала 24 км/ч, время 9:09, у нас остается час и
пятьдесят минут. Чтобы приехать вовремя придется без остановки гнать по
тридцатипятиградусной жаре, не давая стрелке спидометра опускаться ниже
35. Но выбора нет. Долго не задерживаемся. Едем то опережая друг друга,
то, поравнявшись, перебрасываемся короткими фразами сквозь жужжание
моторов. Оказывается, у друга дома неприятности и ему, в общем-то, не до
поездки, но мы взяли на себя определенные обязательства, придется
выполнять. Почти без остановок проходим скапливающиеся перед светофорами
вереницы автомобилей, объезжая их одновременно с двух сторон. По родным
улицам и проспектам пробираемся сквозь пробуждающийся, шевелящийся
город на трассу.
Вот уже заканчиваются городские окраины, и по обе стороны дороги
расстилаются зеленые поля. Ручки газа повернуты лишь самую малость, идем
чуть больше 35, и средняя скорость на компьютере понемногу растет.
Дорога местного значения качеством не блещет. Приходится следить за
постоянными асфальтовыми сюрпризами. Держусь позади на расстоянии, чтобы
успевать на них реагировать. Эту дорогу я знаю наизусть. В свое время
много ездил здесь на велосипеде. Правда, не бывал тут уже лет пять, но
хорошо помню каждый подъемчик, мост и поворот. Со скутера их
последовательность воспринимается, будто видеозапись на ускоренном
воспроизведении.
Проезжаем первый населенный пункт. Дорога сильно сужается и на въезде
висит знак «ограничение максимальной скорости 40 км/ч». Наше присутствие
заставляет водителей неукоснительно выполнять его требование, так как
обогнать нас они могут лишь в отсутствие встречных машин. Это по душе не
всем. Некоторые с досады бьются головой об руль, и мы слышим сзади
характерные короткие сигналы.
Городок заканчивается. Огороды сменяются полями. Поля – хвойным лесом.
Шершавая дорога серым жарким потоком течет под колеса, наполняя воздух
запахом гудрона, который ложкой дегтя перемешивается со смолистым
ароматом хвои. У меня непрерывно звенит левый передний поворотник.
Задумываюсь, чтобы это могло быть – не затянутый винт крепления, не
плотно прижат пластик или что-то пляшет в самом фонарике. А быть может в
параллельных измерениях на месте оранжевого поворотника золотой
колокольчик своим тонким звоном отпугивает злых духов, что носятся слева
от меня, запертые в железных коробках?
Мысль, успеем или не успеем, повышает температуру, увеличивая накал
между желанием приехать вовремя и беспокойством за крошечное сердечко
скутера, которое колотится как у котенка, под пластиковой облицовкой. К
десяти часам мы должны пройти не меньше 30 километров. Запас времени
уменьшается с каждой минутой, расстояние – с каждым километром, но
компьютер информирует, что уменьшаются они не в той пропорции, которая
нам нужна. И ровно в десять мы проходим только 25. Это крайняя точка до
которой дорога мне хорошо знакома. Дальше я забирался лишь однажды и
очень давно. Интересно освежить впечатления в старом архиве. На скорости
40 км/ч мы буквально взмываем на длинный и крутой подъем, памятный мне
тем, что я едва дышал, вскарабкавшись на него на велосипеде с рюкзаком.
Спешу догнать друга, чтоб сообщить об этом эпизоде, но он, похоже, не
способен оценить грандиозность моего старинного подвига, поскольку
сейчас мы пролетели здесь слишком стремительно. Взамен он показывает
живописную нишу в высокой песчаной стене холма, которая как раз
проплывает мимо. А неподалеку целая роща цветущих акаций, аромат от
которых стелется над дорогой, заглушая все остальные запахи.
Мы, хотя и едем на одинаковых мотороллерах, но одну и ту же дорогу
воспринимаем по-разному. Сказываются мои велосипедные привычки. Я
предпочитаю держаться как можно ближе к правому краю у самой обочины, и
чувствую себя здесь вполне комфортно. Тогда как мой друг, который
получил водительские права еще в школе с пометкой "действительны с 18
лет” и сменил уже около десятка разных автомобилей, едет посередине
единственной полосы, не особенно напрягаясь от упирающихся ему в спину
коллег. Один из них из-за интенсивного встречного движения некоторое
время дергался, шевеля бампером возле наших задних фонарей, и за это,
обогнав, высунул над крышей презрительно скрюченный обиженный средний
палец.
Я по-прежнему еду позади и выступаю в роли балласта. Мой спутник уже
несколько раз яростно вращал согнутой в локте рукой, призывая меня
прибавить обороты, но я стойко удерживаю свою крейсерскую скорость, лишь
ненадолго ускоряясь до 45 км/ч. У него ведь нет спидометра. Тросик
скрутился давным-давно, а тот, что я привез из Одессы, он великодушно
отказался принять, сказав, что так комфортнее, не напрягает моргание
лампочки. Ориентируется он по ощущению, а оно подсказывает, что надо
торопиться. У меня же этих прибора целых два, и я смотрю в них, как в
глаза удава, не в силах преодолеть страх навредить движку. Жарко! Очень
жарко. Мы в шортах, футболках и шлепках, только этим и спасаемся,
обдуваемые плотным потоком воздуха, слегка охлаждающего наши тела.
Дорога прорезает широкую посадку, за ней с левой стороны открывается
поле, с которого дует сильный раскаленный, как из печи, ветер с порывами
резкими и мощными, будто кто-то невидимый с силой толкает в бок. Гитара
сзади шевелится, ерзает и тыкает меня в спину как боязливая пассажирка.
Хорошо хоть помалкивает. Нет, в одиночку ездить гораздо спокойнее!
Ветер гудит в ушах, свистит в щели под рулем, шуршит кульком, звенит
золотой поворотник, внизу орет двигатель, что-то резонирует и тарахтит.
Что это, пластик или мотор загибается!? В этом гаме ничего понять
невозможно. Мною овладевают страхи и мнительность. Докатался! Замучил
малыша! Даже если он не сдохнет сейчас, насколько его хватит потом? Тут
еще узелок на веревке дал сбой, и та ослабла. Груз задышал, зажил
собственной жизнью. Останавливаться крепить его нет времени. Прижимаю
коленями. Ветер упрямый и сухой, аж высушил левую ноздрю. Звуки
сливаются, перекрикивают друг друга. Вдруг невнятно почудился какой-то
новый, короткий и резкий. Неужели отвалилось что-то! Оглядываюсь и вижу,
издалека грядет красный "Икарус”. Еле помещается между осевой и
обочиной. Только динозавров нам тут не хватало! Приблизился вплотную и
снова ка-ак хакнет своей пневматической глоткой. Чую, теперь точно
отвалилось – сердце в желудок упало и булькнуло. Но нам деваться некуда.
Красная громадина нависла у меня над плечами и рыкает нетерпеливо своим
дизелем, в ожидании пока освободится встречка. Боюсь укусит и очень
надеюсь, что с утра он еще не успел проголодаться. Автобус вылез на
середину дороги и закрыл от меня полмира. Я газ бросил, пропустил его
поскорей. А за ним, как за гигантским ящером, хвост из десятка
легковушек волочится. В воздухе так же наблюдается активное движение.
Насекомый трафик перемещается, игнорируя собственную безопасность.
Большущий жук с низким четырехтактным рокотом вскользь стукнул по лбу,
оставив на виске пушистое ощущение мягких крылышек.
Мы все ближе к цели. Средняя скорость, похоже, скоро достигнет заветной
тридцатки, и к тому моменту, когда мы проезжаем последний на нашем пути
городок это, наконец, происходит. Получается, что мы вполне успеваем, и
даже имеем крошечный запас, если только расстояние в действительности
составляет 60км, как об этом говорит карта. Однако это пока известно
только мне, поэтому друг кричит мне: "Давай быстрее! Быстрее давай! Что
ты плетешься!” и снова уходит вперед. Я стараюсь не отставать, и вскоре
мы на полной скорости один за другим плавно и красиво входим в длинную
дугу поворота, которая уводит нас на узкую асфальтированную дорогу,
пролегшую мимо пары маленьких деревушек на базы отдыха. Разметка здесь
даже не предусмотрена. Изредка поперек на всю ширину лежит асфальтовый
горбыль, без каких-либо обозначений или предупреждений. И непонятно, что
это, шутка дорожников или результат тектонических сдвигов земной коры.
Теперь мы идем прямо против ветра. Он просто ревет, полностью заглушая
все другие звуки, и значительно преувеличивает ощущение скорости. Я
захлебываюсь им, у меня высохли обе ноздри и крепкая невидимая рука,
ухватившись за высоко торчащий над моей головой гитарный гриф, сильно
тянет назад, натянув лямки рюкзака.
Времени остается все меньше. Друг, устав волочь меня за собой, открыл
карбюраторное горло своему Giorno, и его оранжевая майка стала
стремительно удалятся. Я тоже чуть прибавил, но танец цифр сообщил мне,
что нет необходимости продолжать гонку. Осталось всего два поворота.
Средняя скорость уже 35км/ч. Вскоре появился ориентир – железная дорога.
Отсюда пешком до цели 15минут, а на скутерах мы проглотим этот отрезок в
мгновение.
За первым поворотом друг сильно замедлился, въезжая под сень хвойного
леса. Я решил, воспользовавшись этим, нагнать его. Беспорядочная игра
теней и световых пятен закамуфлировали вздыбленный корнями деревьев
асфальт, и я едва успел вытормозиться, сумев разглядеть ловушку, лишь
приблизившись к ней в плотную, но все же меня здорово подбросило на этих
волнах и крепко досталось грифом по затылку от своей попутчицы за лихую
езду.
Ровно в 11 мы подкатываем к воротам. Математический расчет оказался
верен и я с удовольствием отметил, что зафиксированная компьютером
максимальная скорость не превысила 46 км/ч, а, следовательно, есть
надежда, что, не смотря на жару, скутер не подвергся нагрузкам,
сколько-нибудь превосходящим его возможности.
Знания тибетских монахов позволяют им утверждать, что когда физическое
тело человека перемещается быстрее 30 км/ч, астральное тело отстает и
движется немного позади. Если это происходит продолжительное время
человек чувствует усталость, и вообще находится немного не в себе. Я
заглянул в зеркало и отпрянул. Оттуда на меня уставились ошарашено
выпученные глаза человека с нелепо вздрюченным чубом. Пришлось
дожидаться возвращения астрального тела, ошеломленно глядя по сторонам
на статичный мир, и приводить себя в порядок. Двигатели заглушены и
теперь время до вечера я проведу в предвкушении обратной дороги.
Трудиться в этот день мне довелось обособленно от остальной части
большого коллектива. С одной стороны приятно выполнять работу, которую
могут доверить не каждому. С другой – взявшись, я был вынужден довести
начатое до конца. И когда, освободившись, все отправились домой на
«шестичасовой» электричке, я остался один на один с собственным чувством
ответственности. Впрочем, моя вторая половина, задержавшись, оказала
мне весьма ощутимую помощь, но и она была вынуждена вскоре покинуть
меня, чтобы успеть на «восьмичасовую». Однако мое положение меня
нисколько не тревожило. Хотя если бы не Giorno, который терпеливо
дожидался меня, разглядывая муравьев и прочую лесную живность,
копошащуюся у его колес, я наверняка пребывал бы сейчас совсем в ином
состоянии души, ибо никакая спешка спокойствию не способствует. А так я,
не торопясь, выполнил задачу, помыл кисточки, сдал инвентарь и
засобирался в обратный путь. Приятно возвращаться домой после
законченной работы. Мне нравятся такие моменты, когда совершенно не
важно, что там будет в будущем, какие цели, задачи, и сколько усилий
потребуется для их выполнения. В этот вечер я свободен, и проведу его в
праздности и покое. Низкое вечернее солнце маслянисто блестит на
верхушках деревьев. Сегодня оно от души дало жару. Не спасла даже лесная
тень. Я выпил столько воды за день, сколько не выпил, наверно, за все
зимние месяцы вместе взятые.
Тщательно загрузив скутер, выкатил его за ворота, закрывая их, громыхнул
железом в притихшем лесу, запустил двигатель и медленно поехал на
станцию. Шансы, что мой нетерпеливый друг, который подвозил к
«восьмичасовой» электричке свою подругу, все еще ждет меня там, были
невелики. На пустом полустанке я остановился и, позвонив Единственной,
выяснил, что едут они все вместе, погрузив скутер в вагон. Что ж, значит
обратный путь принадлежит только мне.
Я посидел немного на дрожащем мотороллере, глядя на пустынную дорогу, и
плавно повернул ручку газа. Приятный, как теплая вода, вечерний воздух
двинулся мне на встречу, нежно обливая уставшее от жары тело, вспыхивая
ароматами хвои, цветущих каштанов, черемухи, акации, матиолы и
всяческого разнотравья. Еще светло. Солнце только опустилось за стену
леса, а над изумрудным полем в голубом небе повис прозрачный призрак
луны. Едва заметный отблеск луча моей фары изредка мелькает в лежащих на
асфальте тенях. Утром не представилась возможность воспользоваться
фотоаппаратом. Сейчас не хочется нарушать блаженство ненужной суетой. Да
и объектив наверняка не поймает эту тонкую игру блекнущих красок на
пограничье между угасающим днем и приближающейся ночью. В придорожных
домиках уже горят уютные оранжевые окошки, а все вокруг подсвечено
льющимся сверху, отраженным от неба, тихим ласковым светом. Лишь одна
мысль мешает мне целиком погрузиться в наслаждение этим кратким моментом
перехода – беспокойство о возможных последствиях утренней гонки.
Появился непонятный звук, которого раньше не было. Происхождение его не
ясно, и это вселяет неуверенность. Поломаться в шестидесяти километрах
от дома – пугающая перспектива, но что проку терзать себя бессмысленными
страхами, не имея для этого достаточных оснований. Решив, что это,
скорее всего, резонирует пластик, а от этого едва ли стоит ждать
неприятностей, я попытался успокоиться и сосредоточился на положительных
эмоциях. Если не буду торопиться, смогу подольше продлить себе
удовольствие. Сейчас примерно половина девятого. Во сколько я доберусь
домой не имеет никакого значения. При средней скорости 25 км/ч это может
произойти приблизительно к полуночи. Еду по середине пустой дороги, для
контроля поглядываю в зеркала.
На небольших оборотах двигатель Giorno, прикрытый низкой пластиковой
облицовкой, урчит утробно. Я слышу благородный красивый звук. Если ехать
быстрее, наружу вылезают щенячьи мопедовские нотки, да и воздух после
сорока становится упругим, а в природе полный штиль, все вокруг
неподвижно. Чтобы соблюсти гармонию в настроении и восприятии еду 35. У
края посадки проехал сквозь повисшее над дорогой облачко мошек. Пришлось
на время ограничить поступление в организм кислорода и визуальной
информации, перейдя на ультразвуковую ориентацию в пространстве.
Прозрачные сумерки незаметно для глаз становятся все плотнее.
Приближаюсь к трассе. Вдалеке сквозь зелень придорожных деревьев блещут
бриллианты автомобильных фар. Внезапно испытал легкий шок, нырнув в
ледяное воздушное течение. Однако после сегодняшней жары это было даже
приятно.
Вскоре моя пустынная дорога, как маленький приток, влилась в русло
главной дороги, и хвойный лес обступил ее с обеих сторон. Тени огромных
елей и свет фар встречных машин мгновенно погасили очаровательный
вечерний сумрак. На другую сторону леса я выберусь уже в ночной темноте.
Высоко над головой темнеет узкая полоска неба. Мимо проплывают тусклые
огни лесного кафе. Начинается ночь. Пользуясь лесным безветрием,
комариные сонмы тучами висят над дорогой и колко бьются в лицо, но долго
их терпеть не придется. Сквозь кружево сосновых ветвей уже виднеется
сияние бензозаправки на краю леса.
Самое время снова обратиться к математике. С последней заправки я уже
прошел километров 80, до сегодняшней поездки расход топлива был почти 4
литра на 100 километров, в бак помещаются те же 4 литра с небольшим.
Значит в запасе у меня километров 20, а до дома осталось 50. Есть
опасность обсохнуть где-нибудь в полях. Но, если на возможность
возникновения внезапной поломки мне никак не повлиять, то уж избавить
себя от этой неприятности вполне по силам.
Я подъехал к бензоколонке и заглушил двигатель. Тишина и неподвижность
окутали заправку. Только зуд люминесцентной лампы, сверчок где-то
неподалеку в траве и далекий лай собак. Светящиеся цифры на табло, яркий
разноцветный свет рекламных конструкций и зияющее космической чернотой
без признаков жизни окошко оператора. Мне вспомнился эпизод на
луцезаправке из фильма «Кин-Дза-Дза» - «…женщину вынули, автомат
поставили…». Отчетливо сознавая, что «антитентуру» мне покидать не
доводилось, я двинулся к вагончику, держа в руках зачехленную гитару. На
заданный в безликую пустоту вопрос, могу ли я залить полный бак,
получил радушное согласие. Оператор, по-видимому, также, как весь мир
вокруг, оказался погруженным в состояние воскресного отдохновения и
покоя. Поэтому, когда я стал рыться в карманах, отыскивая «чатлы», он
сказал, махнув в темноте рукой, чтобы я сначала заправился, а потом
платил. Откинув сидушку и открыв железную пробку бака, я вложил в
горловину ствол заправочного пистолета. Несколько холостых
преждевременных щелчков. Но вот в колонке зажужжало, шланг вздрогнул и
обнулившееся табло счетчика начало новый отсчет. Бак оказался полным
более чем на половину. Не смотря на утреннюю спешку, расход бензина
составил лишь 2,5 литра на 100км. Не зря я щекотал карбюратор отверткой
накануне! Этот факт еще больше поднял настроение, и я двинулся дальше,
записав показания одометров, чтобы знать, когда в следующий раз
заглянуть на заправку, поскольку стрелка топливомера плохой информатор.
Слишком уж заранее она укладывается влево и пугает меня, оставляя
путаться в догадках, сколько же на самом деле там осталось.
Теперь мне предстоит смотать размотанную утром ниточку пути, собрав
городки и деревни в обратном порядке. Я люблю ездить ночью. В темноте
все неоднозначно, направления неясны, формы лишь угадываются. Реальность
уменьшается до размеров освещенного пятна дороги впереди. Воображение
работает на всю катушку, как груженый паровоз на подъеме, дорисовывая,
додумывая, дочерчивая объемы, сплющенные в силуэты. Мне нравится
смотреть в даль на манящие огоньки и задние фары обогнавших меня машин.
Помню, как однажды возвращался с дачи осенним вечером. Осенью темнеет
рано, а тут еще и туман совершенно преобразил знакомую трассу, превратив
ее в маленькую, уютную комнату с белыми стенами, наполненную сказочными
персонажами. Где-то совсем рядом сновали огромные огнедышащие драконы,
рычащие и громыхающие как КамАЗы, с глазами, пылающими в молочной мгле. А
на обочине то и дело мерцали огоньки эльфов или, едва угадываясь,
вздымались сияющие громады сказочных замков, увидеть и рассмотреть
которые было совершенно невозможно. Лишь воображение безошибочно
подсказывало истинное значение пятен света, плавающих в тумане. Сказка
кружилась, танцевала вокруг, мороча и путая невнятными тенями. Я тогда
совсем потерялся в пространстве и времени. Ехал, с трудом догадываясь,
где нахожусь, и сколько еще осталось, ощущал редкие капли накрапывающего
дождика и хотел, чтобы этот удивительный карнавал длился как можно
дольше. Сейчас я смотрю на льющийся, освещенный фарой асфальт, и слежу
за появляющимися из темноты ямами и кочками, но моя комфортная скорость
позволяет получать удовольствие от этой игры. Иногда, угодив в
выдавленную в дороге колею, переднее колесо мечется от края к краю, и
тогда скутер на несколько мгновений превращается в маленькую лодку,
колышущуюся на невидимых волнах. Вокруг меня расстелилась бескрайность
черных полей, а над головой, весь в серебряную дырочку, раскрылся
древний зонтик Вселенной. И больше нет ничего. Ни семьи, ни друзей и дом
где-то за темным горизонтом, только зеленые цифры в светящемся окошке
спидометра. Время от времени я проезжаю сквозь холодные воздушные
течения. Наверняка это гномы, пользуясь темнотой, где-то поблизости
распахнули входы в свои подземелья, обычно искусно сокрытые от
посторонних глаз, чтобы проветрить коридоры, никогда не знавшие
солнечного тепла и веющие вечным холодом.
Ночной воздух хоть и теплый, но, непрерывно обдувая, постепенно все же
охлаждает незащищенную тканью кожу, и я начинаю подумывать о том, чтобы
остановиться где-нибудь и облачиться в джинсы и кофту с рукавами, дабы
ничто не мешало наслаждаться поездкой. Однако дорожная обочина пока не
позволяет этого сделать, и я неспешно продолжаю свой путь. Внезапно с
вершины холма передо мной открывается величественное зрелище. Далеко
впереди у горизонта расплавленным золотом разлился огромный остывающий
город, от которого в темное небо поднимается пар. Несколько минут я могу
любоваться этой картиной, а затем дорога ныряет в низину, наполненную
темнотой и густым запахом акаций. Половина пути позади, больше часа в
седле, пора бы и поразмяться. Вот удобная дорожка съехать с трассы и
переодеть, наконец, шорты. Можно попить водички и позвонить. Электричка
уже добралась в город. Наши с успехом выгрузились и скоро окажутся дома,
мне же еще остался час удовольствия и, сделав во тьме несколько
бессмысленных фотографий, я двинулся дальше.
Чудесная ночь. Когда зеркала вспыхивают дальним светом, я прижимаюсь к
краю дороги, а попутка обходит меня на почтительном расстоянии, и потому
у нас царят полное взаимопонимание и почет. Сколько их было, обогнавших
меня, безликих и одинаковых, не счесть. Другое дело мотоциклы. Тут у
каждого свой образ и свой характер.
Вот крупнокалиберный чоппер без габаритного огня в ореоле освещенного
пятна дороги перед ним. Черный силуэт всадника, восседает на широченном
колесе, как на троне, вальяжно растопырив в стороны руки и ноги. Я
вспомнил себя на ночном пути из Одессы, свои страхи из-за отсутствия
лампочки в заднем фонаре, а здесь на обрубленном крыле его даже
прицепить некуда. Впрочем, что я сравниваю? Кто посмеет приблизиться к
"Его Величеству” сзади? Он на мгновенье осветил корму оказавшейся перед
ним легковушки и с рокотом обошел по пустой встречной полосе.
Чуть позже мимо меня пролетел спортбайк. Промелькнувший огонек был похож
на сопло реактивного истребителя. А когда несколько минут спустя, я
ехал по усеянному ямами асфальту, мне подумалось, что, должно быть, он
из рода кошачьих. Иначе никак не объяснить его способность с такой
скоростью ориентироваться в темноте. Да и форма его ксеноновых глаз
отметает всякие сомнения на сей счет. Мой мотороллер в ретро стиле на
его фоне подобен старинному биплану, неторопливо парящему в теплом
воздухе.
Вот вперед проскользнул местный абориген на "Яве”. Полы его распахнутой
рубашки трепыхаются на спине, будто крылышки ночного мотылька, спешащего
на свет. И действительно, километров через пять эта "Ява” стояла
припаркованная на залитой ярким светом рыночной площади небольшого
поселка, среди молодежи, отдыхающей возле круглосуточно работающих
киосков. Над пустыми базарными прилавками висят гирлянды разноцветных
лампочек, вьются тучи мошкары, клубится табачный дым и громкая музыка.
Кто-то танцует, кто-то, как телескоп на звезды, вздымает в небо донышко
прижатой к губам бутылки, кто-то шумит, а кто-то мирно кучкуется в
сторонке, у кого-то расцветает любовь, а кто-то наоборот полон
негативных устремлений – опасаюсь, как бы в мою сторону никому не
вздумалось запустить опустошенной бутылкой. Словом, культурная жизнь
кипит. Удивительно, как медленно меняются нравы в подобных
провинциальных поселениях. Да и меняются ли вообще? Если бы не звуки
современного хита-однодневки, можно было бы подумать, что я угодил на
дискотеку, куда-то в восьмидесятые. Быть может кому-то и нравится
погружаться в ностальгические грезы на тему своей юности. Наверно это
свойственно пожилым людям, но я, похоже, еще далек от этого возрастного
рубежа, потому как, ни вспоминать, ни, тем более, возвращаться в прошлое
мне не доставляет никакого удовольствия. Так что поскорей прочь отсюда в
черноту ночной трассы! Быть может кто-то этого и не поймет, но там, в
одиночестве и темноте мне гораздо приятнее и интереснее, чем в этой
атмосфере.
Все чаще и чаще с холмов видны приближающиеся скопления городских
огоньков. Теперь это уже не сплошная светящаяся масса, а россыпь
сверкающих самоцветов, колышущаяся в дрожащем мареве воздушных потоков,
словно тлеющая бумага или угасающие угольки костра. Крупные бусы улиц
небрежно брошены в золотом песке. Крошечные бриллианты вывесок
переливаются всеми цветами радуги. Некоторые точки то и дело меняют свой
цвет, становясь то изумрудными, то рубиновыми, а платиновые и
серебряные ползают, то вспыхивая, то исчезая. Это мой город, я еду
домой.
В кармане зашевелился телефон. Моя вторая половинка, засыпающая в пустой
постели, беспокоится о любимой игрушке, блуждающей где-то в полях.
Впрочем, к тому времени я почти достиг городских окраин и уже видел
впереди золотой туннель проспекта, образованный вереницей желтых
фонарей. На первом светофоре останавливаюсь на красный и послушно жду,
пока передо мной медленно повернет пустой троллейбус. Загадочные огни
аэропорта на красно-белых полосатых конструкциях – земной порог,
ступенька, спускающимся с небес. Они светят вовсе не мне, но я мысленно
приветствую их, и они снисходительно смотрят на меня сверху вниз. Здесь в
городе остатки беспокойства, предательским червячком все же глодавшем
меня в пути, полностью рассеиваются. У меня отличный, надежный скутер, в
чем я убедился сегодня в очередной раз.
Скоро полночь. Засыпающий город готовится встретить трудовой
понедельник. Запоздалые гуляки на остановках мечтают поскорей стать
пассажирами, торопясь добраться домой. А мне все равно, какой завтра
день недели, все равно когда придет долгожданный троллейбус, все равно,
сколько попросил бы таксист, чтобы довести отсюда в центр. Я сам себе
хозяин, еду мимо, в своей собственной реальности, расслаблено положив
руки на руль. Мне осталось совсем немного: заехать домой, чтобы
разгрузиться и избавиться, наконец, от заелозившей спину гитары.
Поцеловать жену, хотя она наверняка уже будет крепко спать. И налегке
прокатиться еще немного, чтобы поставить Giorno в его маленький гараж.
Подкатываю к очередному светофору по самому краешку возле бордюра, а по
третей полосе, где потертый воздух за целый день наэлектризован
полированными бортами машин, подлетели два всадника на одинаковых BMW.
Оба в черных защитных доспехах, надетых на белые футболки и джинсы.
Мотоциклы, взвизгнув покрышками, небрежно остановились у белой линии под
углом друг к другу, соприкоснувшись передними колесами, а их седоки,
пользуясь мгновеньем покоя под красным сигналом, касаясь шлемами,
обменивались впечатлениями или что-то обсуждали на ходу. Двигатели
благородно урчат, бесчисленные желтые фонари отражаются в хроме, на
бензобак
